Во втором томе трилогии в центре находится история матери. Здесь уже менее слышна фантастическая фуга отголосков, оказывающих влияние на повествование ребенка, а больше говорит сам ребенок, который одновременно и ходит в школу, и получает орден почета, и посещает цирк, где живет жизнью ста поколений в тот момент, когда его загипнотизировал йог. Здесь читателю предстает настоящее, также, как в первом томе освещалось прошлое. За исключением, конечно, того, что настоящее – это лишь потухший блеск оставленного за спиной. Эхо чернил, оставляющих свой штрих на странице, которая падает на другую страницу, которая падает на другую страницу, когда книга бьется, мерцает, вспыхивает и продвигается. Длинные предложения, внезапные разрывы места и времени, чередующиеся с длинными описаниями физиологии мозга или учеными диссертациями. Стремление автора, безумное и из-за этого увлекательное, состоит в том, чтобы снова расшифровать мир, потому что интерпретация, которую мы давали ему до сих пор, предвзята и ошибочна, но для этого он должен попытаться превзойти собственную человеческую природу. Второй том, как и вся трилогия – это амбиции и монументальность, точка схождения между современной наукой, психоделикой, историей всемирной литературы, теологией и философией.